Русалочка в черном - Страница 20

Ах, как это было непросто! Каждой своей клеточкой она ощущала близость Боба Палмера, ладони которого еще совсем недавно лежали на ее плечах. Ей казалось, что она все еще ощущает их тяжесть. Подумать только, она позволила себе разреветься. Хуже того, позволила этому человеку утешать ее, словно дитя! Где хваленое умение держать себя в руках?..

Нервно затягиваясь и не чувствуя вкуса сигареты, Памела вдруг со стыдом призналась себе в том, что отчаянно хочет вновь ощутить прикосновение рук Палмера, которые сейчас — она видела это краем глаза — спокойно лежали на коленях, обтянутых выцветшими джинсами. Памела представила вдруг, как эти ладони ласкают ее тело, и щеки обдало жаром. Благодарение Богу, спутник, казалось, позабыл о ней — во всяком случае, не делал больше попыток ее коснуться. Тут она заметила, что все еще комкает в руках мокрый носовой платок. Что с ним делать? Вернуть?

Палмер, видимо, владел даром читать мысли.

— Отдай! — Он протянул руку за платком. — Еще пригодится.

— Нет уж! — Раскрыв сумочку, Памела достала оттуда свой, девственно чистый, совсем новый. — Если на репетиции понадобится утереть кому-то сопли, и этот сгодится.

Не придумав ничего лучшего, она решила поиграть в нахалку, однако номер не прошел.

— Это не твой стиль, — снисходительно заметил Палмер. — Давай просто забудем досадный инцидент, и дело с концом. Я уже успел понять, что ты не из разряда плакс, так что не ломай комедию и… Да выброси ты эту сигарету! — Он повелительно возвысил голос. — В конце концов, мне это неприятно.

Изумляясь самой себе, Памела послушно выкинула окурок в окно.

— Спасибо, — вежливо склонил голову Палмер. — Ты очень любезна.

Она готова была сквозь землю провалиться, но лишь молча потупилась и достала из сумочки мятную жвачку.

— Дважды молодец, — засмеялся Палмер.

— Угощайся. — Памела протянула ему на ладони пачку «Риглиз спеарминт».

Он взял пластинку и повертел в пальцах.

— Спасибо. Я как раз такую люблю. С детства…

Памела не ответила.

Перед концертной студией РАИ-ТВ, обладающей монопольным правом на радио- и телевизионные передачи в Италии, яблоку негде было упасть. Вокруг автобусов, в которых привезли конкурсанток, кишмя кишели репортеры, для которых это был единственный шанс отснять будущих звезд до послезавтрашнего действа. Внутрь пропускали лишь девушек и персонал.

Помогая Памеле выйти из машины, Палмер скорее приказал, чем посоветовал:

— Набери в рот воды, опусти глазки, а еще лучше — надень черные очки. Одно лишнее слово — и вылетишь отсюда как миленькая. Усвоила?

Покорно доставая из сумочки очки, она с опаской следила за тем, как дюжие охранники утихомиривают самых ретивых из ее коллег.

— Не робей. Вперед и только вперед! Ты же у нас храбрая.

В словах Палмера звучала откровенная ирония, но Памела молча это проглотила — в конце концов, она на работе, а работа прежде всего. Протискиваясь сквозь толпу, она несказанно радовалась тому обстоятельству, что ее спутник наделен недюжинной физической силой — иначе им пришлось бы несладко. Споткнувшись, она едва не упала, но могучие руки сгребли ее за плечи, да так на них и остались. Шум вокруг стоял невообразимый, их то и дело ослепляли вспышки фотокамер, и Памела порадовалась, что на ней черные очки.

У самого входа она опять споткнулась, и Палмеру пришлось обхватить ее за талию. Крепко зажмурившись, Памела силилась унять бешеное биение сердца: ведь себя не обманешь — споткнулась она намеренно. Не зная, куда деваться от стыда, она даже не сопротивлялась, когда ноги ее оторвались от земли. Теперь Палмер буквально нес ее сквозь все это столпотворение.

Когда стеклянные двери закрылись за ними, Памела с облегчением перевела дух.

— Ну как, жива? — деловито осведомился Палмер.

Поправляя очки и тяжело дыша, она ответила:

— Кажется. Только жвачку едва не проглотила…

— Ничего, мы еще легко отделались, — усмехнулся он. — Посиди пока, скоро я за тобой вернусь. — И широким шагом направился куда-то по ярко освещенному фойе.

А Памела доплелась до ближайшего кресла и рухнула в него. Опомнись, дурочка! Ты вконец распустилась! Надо же было сомлеть от прикосновения мужских рук… Мало тебе, что ли, Шона? Не нахлебалась еще? Или гормоны некстати разыгрались? Собери волю в кулак!

Спору нет, он великолепный представитель сильной половины человечества, так что твоя реакция, милочка, вполне естественна — особенно если принять во внимание пятилетнее воздержание. Но за эти пять лет тебя не раз пытались лапать мужики, и ничего, кроме отвращения, ты не ощущала — так что же случилось теперь? Даже испарина на лбу выступила, подумать только…

Поднеся к лицу носовой платок, который все еще сжимала в кулаке, Памела ощутила слабый, слегка пряный запах одеколона, и голова у нее немного закружилась. Поспешно отдернув руку с платком, она сунула его в сумочку.

— Привет, детка! Ты кто?

Памела подняла голову. Перед ней стояли две девицы с одинаковыми сумками с размашистой надписью «Гламур», перекинутыми через плечо. Одна щеголяла в джинсовых шортиках, открывавших длинные ноги, и предельно лаконичном топике, снежная белизна которого подчеркивала смуглость плоского живота. В пупке мулатки покачивалось колечко с подвеской, тонкую щиколотку украшала золотая цепочка, а высветленные до почти пепельного оттенка густые волосы заплетены были в тысячу косичек.

Подруга представляла с нею разительный контраст — светлокожая и синеглазая, с почти белыми прямыми волосами, она переминалась с ноги на ногу, боязливо озираясь. Платьице-мини под цвет глаз необычайно шло этой юной особе, которой можно было дать лет пятнадцать от силы.